Новости
Публикации

К 100-летию Кима Филби


Сегодня в рубрике «Публикации» мы предлагаем вашему вниманию статью корреспондента газеты «Труд» Георгия Настенко «К 100-летию Кима Филби».

Подготовил Георгий Настенко, «Труд», 31 января 2012 года

Британец по рождению и воспитанию, тем не менее он долгое время работал именно на нашу страну, и польза, которую удалось извлечь из его сообщений, чрезвычайно велика. Не будет преувеличением сказать: некоторые важные сведения, полученные от Кима Филби и других четырёх британцев (Бёрджеса, Кернкросса, Маклейна и Бланта), помогли руководству советского правительства правильно выстроить свою политику и заранее предвосхитить неприятные сюрпризы как врага (в лице Германии и Японии), так и не всегда последовательных и верных наших союзников, а командованию Красной армии — разгадать стратегические замыслы фашистских войск.

К столетнему юбилею Кима Филби о нём в серии ЖЗЛ («Жизнь замечательных людей») вышла книга Николая Долгополова, и читатели наконец получили доступ к документальной и при этом систематизированной информации о жизни и деятельности Филби и всей британской так называемой Кембриджской пятёрки. По различным телеканалам были показаны передачи и документальные фильмы о них. Но каких-либо официальных шагов для присуждения посмертно награды или хотя бы увековечения имени великого разведчика, к сожалению, сделано не было. А в связи с длительной чередой сплошных праздников даже вся информация в СМИ о Киме Филби оказалась как-то мало востребованной россиянами. К великому сожалению.

Корреспонденту «Труда» Георгию Настенко удалось побеседовать с самым близким из российских друзей Филби. По понятной причине мы и сейчас не можем назвать ни фамилию, ни данные о служебной биографии этого человека, который, кстати, сейчас принимал самое деятельное участие и в том, чтобы биографическая книга о великом разведчике вышла в свет к его столетию.

Мой собеседник, просивший называть его просто Михаилом, был учеником Кима Филби и даже после окончания официальных занятий у мэтра разведки долгое время — до самой его смерти — продолжал неформальные, дружеские взаимоотношения с ним, а теперь по мере возможности оказывает помощь и его вдове — Руфине Ивановне.

— Расскажите, пожалуйста, в какой мере Ким Филби владел различными научно-техническими знаниями, которые могли бы ему пригодиться для более эффективной разведывательной работы?

— В рамках разведки давно существует специализация. Уже в то время существовал подбор специалистов по различным направлениям — политическая разведка, внешняя контрразведка, научно-техническая разведка. Для последней как раз и набирают людей, имеющих как минимум высшее базовое техническое образование. Например, насколько мне известно, легендарные разведчики-атомщики в большинстве своём заканчивали технические вузы, потом они дополнительно изучали свою более узкую, ядерную например, тематику. А вот филологу было бы, вероятно, нереально освоить эту тему на профессиональном уровне. Что касается Филби, как и других членов Кембриджской пятёрки, они были задействованы в основном в политических аспектах разведдеятельности. В тех отделах, где работал Филби, вряд ли можно было добыть сами чертежи атомных реакторов или секретные формулы. Скорее всего, там были важные документы, оценивающие мощь атомного оружия, варианты его применения и т. д. Конечно, Филби, не будучи специалистом, мог вынести и какой-то малозначащий документ. Но чутьё разведчика ему подсказывало: если тот или иной документ прошёл через определённые экспертные инстанции, то даже без знания технических деталей было понятно, что это не пустышка, а ценная информация.

Кстати, все члены Кембриджской пятёрки получили гуманитарное образование. Но тот же Энтони Блант, например, выдвигал технически новаторские идеи в области ведения наружного наблюдения, которыми, как говорят, в британской контрразведке пользуются до сих пор. А в то же время Джон Кернкросс, наоборот, от технических вопросов настолько дистанцировался, что даже автомобиль не научился водить как следует и был беспомощен во многих бытовых вопросах.

— Ким Филби о себе писал: «Не привык работать с женщинами». Как он сам это объяснял?

— На эту тему мы никогда не беседовали. Поэтому договоримся сразу: всё сказанное мною не более чем гипотетические догадки на основе того, что я знаю о Филби.

У Кима к женщинам было самое уважительное отношение. Но, вероятно, он как джентльмен считал, что женщин не стоит впутывать в «шпионские дела». История разведки свидетельствует, что в этой работе представительницы прекрасного пола вели себя по-разному: кто-то обладал повышенной интуицией, а некоторые дамы, наоборот, при элементарных трудностях засыпались. Ким очень мало говорил о своём первом браке, с австрийской-коммунисткой по имени Литци. Тогда, в начале 30-х годов, они вместе выполняли сложные секретные поручения. В Австрии, где к власти приходили фашисты, они спасали коммунистов, вывозили из страны евреев. Он и Литци спас, женившись на ней, чтобы она могла выехать в Великобританию. Полагаю, что Ким считал женщину обременительным грузом при критических обстоятельствах. Как раненного в бою: или себя спасай, или его, но при этом риск погибнуть тебе самому многократно возрастает.

— А почему высококлассные советские разведчицы Модржинская и Рыбкина-Воскресенская так предвзято, так недоверчиво относились к Филби?

— Это в значительной мере было характерно для многих работников советской разведки тех лет. Причём предвзято и недоверчиво они относились не только персонально к Филби, но и ко всей Кембриджской пятёрке. Порой говорили: «Слишком тут всё хорошо, слишком гладко, чтобы это было правдой». Хотя сведения, получаемые от этой пятёрки, и особенно от Филби, были необычайно ценными ещё с 1930-х годов. Надо сказать, что тогда товарищ Сталин к немцам вообще относился гораздо лучше, чем к британцам, постоянно подозревая последних в различных кознях и патологической нелюбви к России. В какой-то мере это мнение Сталина передавалось и ниже по инстанциям. Бывало, придирались даже тогда, когда девять пунктов из десяти донесения Филби несли точную и ценную информацию, а десятый — малозначительную. Уже это становилось поводом к недоверию. Тем не менее после тщательнейших перепроверок данные от британской пятёрки разведчиков подтверждались. Кроме того, зачастую донесения содержали сведения, которые явно вредили именно британским интересам. В подобных случаях какой резон пересылать в Советский Союз из Великобритании подобного рода дезинформацию?

Так что зачастую послания от Филби сразу доставляли лично Сталину, Молотову или Берии — настолько важные сведения они содержали.

— Действительно ли Абель / Фишер был у Филби радистом?

— Насколько я знаю из опубликованных материалов, в 1930-е годы Абель действительно работал в Англии и был там радистом. Как раз в тот период, когда репрессировали завербовавших пятёрку гениальных наших разведчиков — Дейча, Малли, а Александр Орлов тогда скрылся от сталинской расправы в Америке. На какое-то время Филби был полностью лишён возможности передавать свои донесения в Москву. От Кима про Абеля лично я ничего не слышал. Но версия насчёт их непосредственного сотрудничества в Англии вполне правдоподобна.

— Сложился киношный стереотип насчёт выдающейся физической подготовки разведчиков…

— До 1940-х годов в разведку брали много гражданских людей. Кима занятиями по единоборствам и стрельбе не загружали, но доподлинно известно, что в юности он очень увлекался футболом, регби, плаванием — и это всё. При этом всегда был подтянутым, поджарым. А ведь успехов в разведке добивались и тучные люди с одышкой, и «очкарики». Главное, чтобы голова работала правильно. Позже в разведке стало всё больше людей в погонах, которые по своему статусу обязаны быть в хорошей форме. Да и с плохим зрением нечасто сейчас берут.

— Вы смотрели голливудский фильм 2004 года «Иная лояльность», где роль Филби играет знаменитый Руперт Эверетт?

— Только отрывками. Если бы там что-то было по существу, наверняка рекомендовали просмотреть этот фильм и мне, и Руфине Ивановне. Но здесь получилось нечто вроде американского же непомерно слащавого «Доктора Живаго». Был ещё голливудский многосерийный фильм про Кембриджскую пятёрку в их молодые годы. Сделан с таким надрывом в попытке создать экшен, что я до конца не смог досмотреть. Смакуют гомосексуализм Гая Бёрджесса и тому подобное. Мы сейчас мечтаем сделать максимально приближенный к правде фильм про Филби, чтобы показать, как оно было на самом деле. Пока живы-здоровы Руфина Ивановна и те немногие оставшиеся люди, которые хорошо знали Кима.

— В газете «Таймс» писали, что Филби готовил покушения на испанского диктатора Франко. Это тоже очередная газетная утка?

— Нет, это как раз правда. Об этом мы слышали неоднократно. Насколько я знаю, Филби, работавший тогда в Испании в качестве британского корреспондента, сам предлагал устранить Франко, но ему не дали добро. По какой-то причине советское руководство не захотело этим заниматься. Возможно, чтобы не рисковать таким ценным агентом, каким уже тогда становился Филби. Несколько позже, в годы Второй мировой войны, Филби предлагал своим британским начальникам устранить там же, в Испании, шефа германской разведки Канариса. Но и те отказались, потому что Лондон в то время вёл какие-то политические игры с Канарисом, который тогда находился слегка в оппозиции к Гитлеру, и британцы хотели его сохранить на будущее. Как специалист по аналитике, сам Филби, наверное, не стал бы браться за исполнение, но он предлагал такой вариант, при котором достаточно бросить пару гранат в окошко гостиницы, и таким образом с Канарисом было бы покончено.

— По какому принципу сейчас проводится граница: что можно рассекретить из деятельности Филби, а что нельзя?

— Я сам уже 20 лет не работаю в разведке, поэтому даже не представляю, какие правила действуют сейчас. Но могу догадываться, что никто не отменял общепринятого во всём мире подхода: пока живы участники событий, на многие сферы их деятельности гласность не должна распространяться. А есть ещё и политические аргументы. Например, по рассекреченной информации страна-противник может вычислить и аналогичные действия. Кроме того, ни в коем случае нельзя наносить ущерб ни политическим интересам страны, ни её имиджу. Взять тех же британцев: каждый год мир с нетерпением ждёт рассекречивания их архивов тридцатилетней давности. Но есть и исключения — какие-то вещи, касающиеся крупных политических игр, официальный Лондон не собирается рассекречивать никогда. К этой категории относится, например, тайна перелёта из Германии Гесса в мае 1941 года. Могу предположить также, что англичане сейчас могут скрывать действия своей разведки, которые способствовали тому, чтобы в России произошли революции 1917 года. Если они эти документы рассекретят, то фактически публично выльют на себя ушат помоев: получится, что ради каких-то интриг против «кузена Никки» (т.е. Николая II) они на самом деле способствовали созданию коммунистического режима в громадной стране. В английской прессе уже просачивались сведения об их причастности к убийству Распутина. Но официальных комментариев вряд ли по этому поводу следует ждать. У англичан вообще часто так случается — «сами себя перехитрили». Уже в наше время они сами создавали на Британских островах пятую колонну исламистов, а теперь от их действий страдают.

— Филби сам пишет в автобиографии, что он был плохим педагогом. Но по вашим воспоминаниям в книге получается, что для будущих советских разведчиков общение с Кимом было очень полезным.

— Он никогда не был профессиональным педагогом и не пытался им быть. Передача им своего опыта не носила системный характер. Большинство замечаний об особенностях нашей профессии он выдавал в качестве экспромта. Но если мы чётко и въедливо задавали вопросы, Ким отвечал на них по существу и в очень интересной форме. Он вообще был очень остроумным, ироничным человеком.


— Каким образом он мог требовать от вас вести разговор на ты, а не на вы? Ведь в английском языке эти оба слова одинаковы.

— В данном случае мы подразумевали, что он просил нас обращаться к нему неофициально. То есть не «мистер» или «комрад» Филби, а просто Ким. Подобное вообще характерно для большинства разумных американцев и англичан, добившихся больших успехов в своей жизни и пользующихся авторитетом в обществе. То есть когда они переходят на дружеские или деловые отношения, они называют друг друга по именам, не рассматривая это как недостаток уважения. Мы в России привыкли к старшим по возрасту, равно как и к занимающим более высокое положение, обращаться по имени-отчеству. А у англосаксов именно аристократы, как, впрочем, и все интеллигентные люди, ведут себя очень просто. Умеют общаться и с королём, и с садовником. У Филби это особенно хорошо получалось.

— В чём Филби отличался от других педагогов, преподававших вам науку разведчика, если говорил об аналогичных с ними вещах?

— Преподаватели в школе разведки читали нам лекции. Изредка упоминали и ситуации из своего личного опыта, хотя не припомню, чтобы кто-то подробно разбирал собственные ошибки. Официально Филби лектором-преподавателем не был. И тоже старался нас учить на положительных примерах — говорил о том, как надо себя вести и как работать. Но когда слышал от нас какие-нибудь откровенно «завиральные» идеи, сразу давал резкий отпор и затем терпеливо и доходчиво объяснял, почему такие подходы в Англии неприемлемы. Тем, кто готовился работать в англоязычных странах, Ким давал идеальные рекомендации насчет того, как общаться с людьми из разных сфер деятельности. Бывал порой ироничен, но иронию, как правило, направлял на самого себя. Характеристики нам давал в очень тактичной и необидной форме. Тем не менее однажды предрёк одному из моих будущих коллег провал. Вернее, сказал, что этот человек имеет один-единственный недостаток — неумение держать себя в руках, прятать свои эмоции. Но именно этот недостаток и прервал в будущем карьеру этого разведчика.

— Неужели Филби в 1930-х годах не знал, что творилось в СССР? В частности, про репрессии против своих же разведчиков? И продолжал своей работой лить воду на мельницу Сталина?

— Ким был человек очень доброжелательный, но при этом гордый. Прямые разговоры на эту тему со мной он не вёл. Ему не хотелось говорить о всех своих переживаниях, которые он, несомненно, испытывал и тогда, и уже проживая в СССР. А переживания эти, поверьте, были очень и очень тяжёлыми. Но мне кажется, для него самым главным было бороться с фашизмом, а также за коммунистическую идею, в которую он верил, и это перевешивало всё остальное. Кстати, он был далеко не единственным представителем британского истеблишмента, относившимся в 1930-х годах к Советскому Союзу и вообще к коммунистическим идеям с большой симпатией. Во-вторых, Филби сам убедился в страшном оскале фашизма, находясь в Австрии, а затем в Испании. Он понял, что СССР — единственная сила, которая может остановить фашизм. В частности, Мюнхенский сговор значительно уронил в его глазах британскую внешнюю политику. Думаю, он наверняка слышал в английском руководстве разговоры о том, что «пусть немцы подерутся с русскими, а мы из этого извлечём пользу». В-третьих, издалека трудно было реально оценить ситуацию в СССР, самому здесь не побывав. Наконец, на отношение Кима к Советскому Союзу повлияло его высокое мнение о человеческих качествах тех советских разведчиков, с которыми он лично общался и сотрудничал. Лично мне это очень знакомо, когда я сам в своё время старательно создавал перед англичанами прекрасный образ советской страны. А если бы они тогда приехали в СССР и поездили бы по городам и сёлам, то получили совсем другое впечатление. Что и говорить, ведь и в СССР многие умные и порядочные люди искренне верили в светлое будущее коммунизма и даже плакали, когда Сталин умер.

— Трудно перечислить всё, что Филби сделал для нашей страны. В беседах с вами он как-то пытался ранжировать свои достижения?

— Нет, он был человеком на редкость скромным. Но было одно исключение: превыше всего он гордился своим вкладом в победу на Курской дуге в 1943 году. Добытая им стратегическая и техническая информация реально помогла укрепить боевую мощь и стратегическое позиционирование советских войск в сражении под Прохоровкой, победа в котором означала окончательный перелом в ходе Второй мировой войны.

Помню, в школе нас учили, что битва на Курской дуге «сломала хребет фашистскому зверю».

— Хотя бы посмертно сейчас всё-таки дадут Киму Филби высокую награду к его столетию?

— Высокими наградами он не был обделён — ордена Красного Знамени, Красной Звезды, Дружбы народов, другие награды. Но вот Героя Советского Союза так и не получил, хотя, по моему твёрдому убеждению, заслужил его как никто иной. В первый раз вопрос о высшей награде поднимался руководством разведки ещё в советское время, и причина отказа кажется сейчас смехотворной: главному идеологу ЦК Суслову показалось, что это может обидеть компартию Великобритании: мол, шпионаж и коммунизм понятия несовместимые (по этой же причине Суслов долго «мариновал» публикацию в СССР книги Филби «Моя тайная война»). На презентации книги «Ким Филби» из серии ЖЗЛ, которая состоялась за несколько недель до 100-летнего юбилея разведчика, вновь был поднят вопрос о присвоении звания «Герой России». Пока нет никакой официальной реакции на сей счёт. Да и юбилей прошёл как-то незаметно для широкой публики, хотя — и это свидетельствует о колоссальной притягательности имени Филби — 5-тысячный тираж книги был раскуплен буквально за неделю, а сейчас активно распродаётся дополнительный 7-тысячный тираж. Может быть, нам следовало за полгода поднять кампанию в прессе, учитывая инертность нашей системы, да и нашего мышления тоже?

— Чем же, на ваш взгляд, привлекает фигура Филби?

Вероятно, тем, что Ким был на редкость цельным, целеустремлённым и честным человеком. Что мы видим вокруг? Всё, абсолютно всё продаётся и покупается. Кто герои фильмов и книг? Те, кто наиболее ловко приобретают материальные блага. Мне кажется, россияне истосковались по герою — идеалисту, активно борющемуся за свои идеалы, причём совершенно бескорыстно.

Михаил Любимов:

— Вот ещё что я хочу от себя добавить ко многому тому, что уже было написано про Филби в СМИ. К сожалению, он работал в той сфере, где трудно по объективным показателям сравнить, кто больше пользы принёс нам: например, Филби, Блейк или ещё кто-нибудь. Но вклад Кима в нашу победу по время Второй мировой войны, а позже — в мирное равновесие двух политических систем очень реален и велик. И вот что я хочу сейчас особо подчеркнуть. Он ведь был с самого начала своей деятельности не только антифашистом, но и великим романтиком. Он не верил в тот мир чистогана, который правил западным буржуазным обществом. Он рассчитывал, что в СССР он найдёт себя.

— А правда, что Филби был столь морально подавлен, проживая в Москве, что даже сильно пил от этого?

— И хотя я с ним на пару распил не одну бутылку виски, все разговоры о его пьянстве сильно преувеличены. Да, Филби, прожив какое-то время в Москве, стал очень критически относиться ко многим сторонам нашей советской действительности. Ему в СССР явно не хватало свободы. Он недоумевал, например, почему запрещают Солженицына. Он ведь слушал разные зарубежные радиостанции, читал многие западноевропейские газеты. И в то же время он всегда верил во многие христианские ценности, которые зачастую совпадали с коммунистическими идеалами, но при этом ничего общего не имели с той действительностью, представшей перед ним своими реалиями.

Ким до сих пор остаётся таким же уникальным человеком. Сейчас вокруг его имени «собирается» всё больше народа. Сейчас мы тянемся к его вдове — Руфине Ивановне — и ощущаем уже от неё то тепло, которое исходило от Кима.

— Как вы относитесь к идее присуждения звания Героя России Киму Филби?

— Я всю жизнь проработал в отделе по англоязычным и Скандинавским странам. Так мы долгие годы вообще даже не слышали имени Кима Филби — настолько сильно был он у нас засекречен. Я впервые о нём прочитал, когда учился в разведшколе, перед тем как идти на повышение. Даже вытащить Кима Филби из забвения — это было непростым вопросом, причём по многим причинам. В советское время наше руководство волновало, как отнесутся к этому английские коммунисты. Категорически против этого был Михаил Суслов, а на конфликт с ним Юрий Андропов не мог пойти. И потому первое выступление Кима в нашем ведомстве (причём строго закрытое) состоялось довольно поздно, — лишь в 1977 году, в то время как перебрался с Запада в Москву он ещё в 1963 году. И его лекция тогда прошла под шквал наших аплодисментов.

На доме, где находится пресс-служба разведки, поместили мемориальную доску. Посмертно, я считаю, надо бы дать ему звание Героя, обязательно! Если городам спустя много лет дают статус героев, то почему бы и Киму Филби за его громадные заслуги не присвоить столь громкое и почётное звание?