«Прохоровка, Прохоровка…»

С началом Великой Отечественной войны Центр направил в зарубежные резидентуры, включая и лондонскую, ряд директив о перестройке работы на военный режим. В них подчёркивалось, что вся разведывательная работа должна подчиняться главной задаче — оказанию конкретной помощи Красной армии в разгроме врага.

Центр интересовали в первую очередь разведывательные данные по Германии и оккупированным ею странам. Представляли интерес также сведения о реальных планах британского правительства в отношении нашей страны, в частности, насколько искренним являлось заявление премьер-министра Уинстона Черчилля о его готовности к военному сотрудничеству с СССР.

Именно этим целям и была подчинена работа Кембриджской пятёрки в годы Великой Отечественной войны. Члены «пятёрки» на момент нападения Германии на СССР занимали в Британии важные должности. Дональд Маклин, Гай Бёрджес и Джон Кернкросс работали в Министерстве иностранных дел (Форин-офис), Ким Филби был заместителем начальника отдела «В» (внешняя контрразведка) британской разведки МИ-6, а Энтони Блант — сотрудником отдела «В» (проникновение в диппредставительства зарубежных стран в Лондоне) контрразведки МИ-5.

Они, естественно, имели доступ к информации с грифом «секретно» и «совершенно секретно». Благодаря Кембриджской пятёрке нашему командованию были известны основные планы вермахта на советско-германском фронте в годы Великой Отечественной войны. Во многом это стало возможным по той причине, что английские спецслужбы смогли расшифровать немецкие коды.

Огромную роль в работе советской разведки по выяснению поставленных Центром вопросов в годы войны сыграл Джон Кернкросс, который поступил в секретариат лорда Хэнки. Лорд Хэнки, влиятельный британский политик, занимал пост министра без портфеля в кабинете Невилла Чемберлена. Когда правительство возглавил Уинстон Черчилль, Хэнки вёл работу по линии секретных служб и был председателем десятка комиссий, которые занимались вопросами обороны, безопасности, научных исследований и других военно-промышленных задач. Так что секретов в сейфе лорда Хэнки для советской разведки было предостаточно. Полиглот и трудяга Джон Кернкросс отлично сработался с требовательным лордом. В Москве стремительно узнавали, какие виды вооружений и в каком объёме Британия готова поставить Советскому Союзу.

Важнейшие сведения в Центр поступали и от Кима Филби, работавшего к началу войны в британской разведке MИ-6. Так, особо важными были полученные от него сведения о том, что Германия к 1941 году окончательно отказалась от планов вторжения на Британские острова и в ближайшее время совершит нападение на СССР. Сроки нападения Германии на Советский Союз лондонская резидентура — «точка» на профессиональном сленге разведчиков — оценивала так: вторая половина июня 1941 года.

Утром 22 июня британская радиокорпорация Би-би-си, прервав передачи, сообщила о нападении Германии на Советский Союз. Вечером того же дня британский премьер-министр Уинстон Черчилль выступил с радиообращением к народу. В нем он заявил о готовности Англии оказать СССР помощь, необходимую для отражения агрессии, и подчеркнул, что Соединённое Королевство будет продолжать борьбу против нацизма до полной победы над общим врагом. Напомним, Великобритания официально объявила войну Третьему рейху 3 сентября 1939 года, через два дня после нападения на Польшу. Во Францию были направлены Британские экспедиционные силы, но, пока вермахт захватывал Польшу, англо-французские войска никаких активных боевых действий не предпринимали, и период с сентября 1939 по февраль 1940 года вошёл в историю как «странная война».

Уже через три недели после начала войны, 12 июля 1941 года доверенные лица Черчилля и Рузвельта, барон Бивербрук и Уильям Гарриман, посетили Москву, где получили исчерпывающую информацию о потенциале СССР для сопротивления нацистской агрессии и готовности советского правительства до конца бороться с захватчиками. Спустя год, в августе 1942 года, в Москву через Гибралтар-Каир-Тегеран прибыл и сам британский премьер. Его долгие и напряжённые переговоры со Сталиным были первой встречей на таком высоком уровне, в котором участвовал советский лидер. До того западные лидеры избегали визитов в Москву. Только невероятное мужество и отвага Красной армии в борьбе с нацистами привели убеждённого антикоммуниста Черчилля на переговоры в Кремль, где он был вынужден выслушивать критику за отказ немедленно открыть второй фронт на Западе. В письме лидеру лейбористов Клименту Эттли британский премьер вынужден был признаться, что терпел упрёки со стороны Сталина «только по причине храбрости, продемонстрированной русскими войсками».

О двуличии британского лидера в Москве знали, поэтому Центр хотел точно знать, насколько готовы англичане выполнить свои обещания о помощи, и как поведёт себя Лондон в случае затяжных военных действий. Во многом именно Кембриджская пятёрка приносила ответы на эти вопросы.

Участники «пятёрки» сообщали не только о замыслах Лондона, но и о планах гитлеровского командования на Восточном фронте, которые становились известны британским ведомствам и которыми те, вопреки союзным обязательсвам, не делились с Москвой. К примеру, из сообщений кембриджцев советское военное командование заранее знало о наступлении немцев на Сталинград в конце 1942 года и о начале наступательной операции вермахта «Цитадель» в июле 1943 года на Курском плацдарме. Информация о датах наступления позволяла нашему командованию составить чёткий план действий.

Ким Филби в то время работал в британской разведке МИ-6 заместителем начальника контрразведки (отдел «В»), а Джон Кернкросс служил в вожделенном для любой разведки месте — центре шифрования в Блетчли-парк. Ким был знаком со всеми участниками «пятёрки», кроме Джона, поэтому не знал о потоке информации из Блетчли в Москву. Как раз в Блетчли находилась переносная шифровальная машина «Энигма», похищенная у немцев ещё до войны. Перехват и дешифровка особо важных секретных сообщений противника велась в рамках британской операции «Ультра».

Ещё раз подчеркнём важный момент: в качестве союзника Британия должна была делиться полученной информацией с Москвой, особенно в самые тяжёлые времена в начале войны и на этапе решающих сражений. Но нет, этого Лондон избегал, и данный факт не делал чести британскому премьеру Уинстону Черчиллю. Так что советские разведчики-британцы в некотором роде выполняли союзнические обязательства своего правительства, которыми то, мягко говоря, пренебрегало.

Когда Кима Филби спрашивали, что он сам считает главным достижением своей разведывательной деятельности, он отвечал: «Прохоровка, Прохоровка…». Он имел в виду переданную СССР военно-стратегическую и техническую информацию о подготовке немцев к великой танковой битве на Курской дуге — победа в ней закрепила перелом в ходе всей войны.

А передал Ким по этому вопросу архиважную для советского командования информацию. Ещё осенью 1942 года Филби добылтехнические данные о толщине и составе брони новых немецких танков — «тигров», которые держались в строгом секрете. Немцы считали броню этих тяжёлых танков непробиваемой для советской артиллерии, а уж тем более для среднего танка Т-34. Действительно, нашей 34-ке, оснащённой 76-мм пушкой, чтобы поразить броню «тигра» требовалось приблизиться к нему на расстояние 500 метров и ударить при этом в борт. «Тигр» же мог пробить броню Т-34 с расстояния в 2 км — и даже лобовую, не говоря о бортовой.

Джон Кернкросс параллельно передал ту же информацию о броне «тигров», получив её через дешифровку немецкой секретной радиосвязи с помощью «Энигмы», подтвердив таким образом данные от Кима Филби. В разведке, заметим, для доклада руководству и дальнейшего использования информация обязательно должна быть подтверждена другими источниками.

После сообщений Филби и Кернкросса наши оружейники быстро изготовили новые, более мощные, снаряды — с сердечником из цветного сплава, прожигавшим и пробивавшим немецкую броню, а также разработки мощных систем самоходной артиллерии. В результате на Курской дуге «тигров» уничтожали воистину с русским размахом, который вгонял фашистов в панику.

Кроме того, за две недели до начала Курской битвы Филби сообщил в Москву, что немецкому командованию доподлинно известно построение обороны советских войск. А потому буквально в последние дни перед одной из решающих битв Ставка Верховного Главнокомандования произвела скрытую передислокацию войск, что стало для противника полной неожиданностью.

Джон Кернкросс также передал в Центр карту расположения немецких аэродромов в районе Курской дуги. Эти аэродромы стали целями артподготовки Красной армии накануне немецкого наступления — было уничтожено до 500 немецких самолётов.

Германское командование так и не узнало «виновников» своего поражения под Прохоровкой. А Ким Филби и Джон Кернкросс были награждены орденами Красного Знамени именно за победу в битве на Курской дуге. Переданные ими бесценные сведения спасли тысячи и тысячи жизней советских солдат.

Однако, Курская дуга — это лишь один, хотя и очень важный, эпизод в деятельности Кембриджской пятёрки в годы Великой Отечественной войны.

Во время битвы под Москвой Ким Филби сообщил о предстоящем нападении Японии на Сингапур, подтвердив чрезвычайно важные на тот момент данные из токийской резидентуры от Рихарда Зорге: японцы на СССР пока нападать не собираются. Эта информация позволила советскому руководству срочно перебросить дивизии из Сибири и с Дальнего Востока на московское направление, где тогда решалась судьба страны.

На протяжении всей войны Филби регулярно информирует Москву о ситуации с открытием второго фронта и о поведении союзников в целом, которое, как известно, не отличалось искренностью по отношению к СССР. Например, сообщение Кима о преднамеренном характере срыва западными союзниками поставок взрывчатки через Мурманск окончательно убедило Сталина: надо полагаться только на собственные силы.

Открытие союзниками второго фронта на Западе явилось бы существенной помощью СССР, особенно в самые тяжёлые 1941−1942 годы. Но именно Лондон на протяжении войны саботировал высадку войск в Европе, мотивируя их неготовностью. Это объяснялось тем, что Черчилль был озабочен в первую очередь проблемами сохранения британской колониальной империи и, конечно, не проявлял заинтересованности в победе коммунистической державы.

По образному выражению советского посла в Лондоне Ивана Майского, на его запросы о сроках открытия второго фронта в Европе Англия неизменно отвечала, что вторжение на континент состоится лишь тогда, «когда к шинели последнего британского солдата будет пришита последняя пуговица». В то время как советские солдаты и гражданское население гибли сотнями тысяч под натиском гитлеровских войск.

Энтони Блант в марте 1941 года перешёл в отдел «В» британской контрразведки, где занимался вопросами проникновения в дипломатические представительства зарубежных стран в Лондоне. Это позволило советской разведке быть в курсе планов оккупированных европейских стран, поскольку после начала войны Центр лишился части своих традиционных каналов информации.

Блант также сообщил Центру о переговорах, которые вёл с американцами эсэсовский генерал Вольф. В обмен на прекращение войны на Западе личный представитель Гиммлера гарантировал, что войска Германии будут действовать только против СССР. Сталин обратился за официальными разъяснениями к Англии и США, и намекнул, что об этих тайных переговорах станет известно всему миру. Опасаясь позорной огласки, те отказались от сепаратных сделок с представителями фашистской Германии. Эта история легла в основу сюжета замечательного советского телефильма «Семнадцать мгновений весны».

Благодаря Бланту Центру стало известно и о секретных сепаратных переговорах с Италией, которые вели Англия и США с помощью Ватикана. Муссолини был свергнут, арестован, и союзники, не ставя в известность Москву, подписали перемирие с главой нового итальянского кабинета министров.

Осенью 1944 года Центр особенно заинтересовали полученные от Кернкросса директивы Гиммлера. Фашисты предполагали создавать в Германии и оккупированных странах крупные подпольные группировки. Каждая должна была состоять из трёх основных частей: разведки, саботажа и обеспечения собственной безопасности. Кадры были способны убивать, изготавливать и применять взрывчатку и даже химические ядовитые вещества. Во главе секретной сети становились офицеры СС и преданные нацисты, в частности заблаговременно скрывшиеся Гиммлер, Кальтенбруннер и Борман. Для успешной легализации будущие руководители фашистского подполья могли уже в 1944 году подвергаться арестам, заключаться в тюрьмы и концентрационные лагеря. Однако создать такую систему у гитлеровцев не получилось — этому помешало, в том числе, и предупреждение от Кернкросса.

В начале 1945 года Гаю Бёрджессу удалось раздобыть «памятную записку» секретаря британской делегации на Крымской конференции, которую главы трёх союзных держав проводили в Ялте в феврале 1945 года. В ней чётко определялась позиция англичан по основным вопросам послевоенного обустройства Европы. О документе было доложено Сталину, и полученная информация серьёзно помогла при подготовке советской стороны к участию в конференции.

Наряду с получением абсолютно секретных документов, вклад «пятёрки» в Победу содержал и ещё один немаловажный аспект: создание поддержки Советскому Союзу в обществе. На этом поприще особенно отличился Гай Бёрджесс.

В начале 1941 года Гай возвратился на Би-би-си, где его старый друг по Кембриджу Джордж Барнс руководил «дискуссионным клубом», и активно включился в журналистскую работу. С началом Великой Отечественной войны, после того как Великобритания официально признала СССР своим союзником, Гай стал проводить передачи буквально с «просоветских» позиций, вызывая у населения Британских островов сочувствие и симпатию к народу Советской страны, подвергшейся гитлеровской агрессии. Хотя ранее Би-би-си крепко стояла на антисоветских позициях.

Энтони Блант был в начале войны, напомним, сотрудником отдела «В» британской контрразведки МИ-5, который занимался зарубежными представительствами в Лондоне. Как дальний родственник королевской семьи, он обладал обширными связям в верхних эшелонах власти страны — вплоть до короля Георга VI, которому приходился троюродным братом по материнской линии. Кроме того, у него было много друзей среди английских разведчиков, богатых людей страны, то есть тех, кто стоял у руля правления государством в то время. Несомненно, он докладывал о встречах с ними, давал Центру свою оценку событий.

Бланту, имевшему доступ к дипломатической почте правительств в изгнании, и другим членам «пятёрки» удалось добыть данные о переговорах британского министра иностранных дел Энтони Идена с правительством Польши в изгнании (базировалось в Лондоне), королём Югославии Петром II, президентом Чехословакии Эдвардом Бенешем. В Москве также читали документы военного кабинета Англии и переписку министра Идена с британскими послами в Москве, Вашингтоне, Стокгольме, Париже и Анкаре.

Разведка любой страны могла бы только мечтать о получении такой важной и разносторонней информации.

Здесь может возникнуть резонный вопрос: а как относились к информации «пятёрки» руководители СССР, прежде всего Сталин, считали ли они её донесения надёжными и важными, учитывали ли их в своей работе? Если помнить, что Сталин вообще мало кому доверял и даже ближайшего соратника Вячеслава Молотова в конце своей жизни тоже стал подозревать, то ответ на поставленный вопрос неоднозначен.

Сталин не мог не принимать во внимание многие из донесений Кембриджской пятёрки, но делал это выборочно, соглашаясь с одними, отвергая другие. Западные учёные, анализируя эту проблему, приходят к выводу: Сталин, как и многие другие политические деятели, которые действовали как будто они сами разведчики, не доверял никому и оценивал информацию исходя из своих субъективных подходов.

Используя донесения иностранных агентов, Сталин вместе с тем не ценил разведчиков, как он вообще не очень ценил людей и держал даже самых лояльных профессионалов под подозрением. Это относилось и к собственно советским разведчикам, гражданам СССР: в Музее памяти внешней разведки России приводятся имена 62 репрессированных в 1930—1940-е годы. Из них 46 человек были расстреляны. По мнению сотрудников музея, это примерно третья часть всех сотрудников, работавших в то время за границей. Среди них была, к примеру, Елена Адольфовна Красная, работавшая в Англии в 1930-е годы и приговорённая к высшей мере наказания в 1937 году. Реабилитирована она была лишь в 1956 году, двадцать лет спустя после смерти.

При Сталине, отмечают аналитики, недоверие ко всем контактам с западным миром достигло своего пика. Но по мере того, как данные разведки во время войны все более оправдывались, даже Сталин менял своё отношение к ним. В своих посланиях президенту США Франклину Рузвельту и премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю он не раз использовал сведения разведки, в том числе Кембриджской пятёрки, подчёркивая, что эти данные верные, и он им доверяет. Так в письме Рузвельту Сталин отстаивал развединформацию о переговорах Аллена Даллеса с представителями нацистской Германии в Берне.

Рузвельт, опровергая данные советской разведки, выразил «чувство крайнего негодования» в отношении «советских информаторов». В ответ на это Сталин настаивал: «Уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно… Эти люди многократно проверены нами на деле».

В годы Великой Отечественной войны, как признавались позднее сами члены «пятёрки», они работали на пределе возможностей. Об этом свидетельствует колоссальный поток ценнейшей информации, поступавшей от Кембриджской пятёрки в Москву.

В период только с 1941 по 1945 годы от Кернкросса поступило 5 805 секретных документов, от Бёрджесса — 4 605, от Маклейна — 4 593, от Филби — 914 отчётов чрезвычайной важности, от Бланта — сотни имён агентов иностранных разведок по всему миру плюс вся почта иностранного дипломатического корпуса, аккредитованного в Лондоне. При этом 65−75% — очень высокий процент! — сообщений от Кембриджской пятёрки были доложены лично Сталину и Молотову.

Считается, что всего за годы Второй мировой войны члены «пятёрки» направили в Центр более двадцати тысяч «совершенно секретных» и «секретных» сообщений по всем направлениям деятельности разведки. Конечно, эти данные не могут считаться окончательными, поскольку не все материалы по деятельности Кембриджской пятёрки рассекречены.

А как оценивают работу «пятёрки» союзники, быстро ставшие противниками? Директор ЦРУ в 1953—1961 годы Аллен Даллес назвал Кембриджскую пятёрку «самой сильной разведывательной группой времён Второй мировой войны».

Но в те годы полный масштаб деятельности «пятёрки» не был ещё известен даже для Центрального разведывательного управления.